Флибустьер. Магриб - Страница 30

Утомленный длинной речью, рыцарь отхлебнул из кружки и закашлялся.

– А что же наши христианские государи? – спросил Серов. – Как они терпят такое бесчинство и поношение веры?

– Не терпят, мессир, не терпят, но посылают войска и корабли, и в прошлом разбили турок при Лепанто, а магрибские страны не раз подвергли суровому наказанию и отняли многие их города – Касабланку и Танжер, Сеуту и Оран, Триполи и Ла-Каль. Но, сказать по правде, – тут де Пернель понизил голос, – у наших государей, у всех и каждого, свои интересы. Случается, что они вступают в сговор с неверными против христианского соседа или платят разбойникам золото, дабы те щадили их суда, а прочие грабили и топили. Только славный Орден иоаннитов, который называют теперь Мальтийским, сражается с магометанами честно и храбро, не предавая веру в Господа нашего и не вступая в союзы с их султанами и беями. И бьемся мы с ними много лет, с 1530 года от рождества Христова, когда наш Орден, изгнанный турками с Родоса, перебрался в Триполи и на Мальту.

И будете сражаться еще много, много лет, подумалось Серову. Целый век, пока не прогонят Орден с Мальты, пока не найдет он прибежища в России, но и оттуда придется ему уйти – а вот куда, о том Серов не ведал.

На Мальте он не бывал, но помнились ему проспекты в туристических агентствах с изображением могучих стен и бастионов, что вырастали, казалось, из самого синего моря. Еще была какая-то история, тоже связанная с Мальтой, – то ли турки ее захватили, то ли захватят в будущем, то ли мальтийцы отобьются и надерут басурманам зад. Он не знал, когда и как это случится; в памяти застряло только одно имя – Ла Валетт.

Серов произнес его, и глаза де Пернеля сверкнули.

– Мессир Иоанн де Ла Валетт! Великий магистр Ордена и победитель турок! Вы слышали о нем, капитан? О, я польщен, клянусь святым причастием!

– Давно это было?

– Давно, век и еще треть века назад. Хотите, чтобы я рассказал?

– Как-нибудь попозже, командор. Я вижу, вы устали… Последний вопрос: турки до сих пор угрожают Мальте?

– Нет, теперь, пожалуй, нет. После Лепанто их звезда на морях закатилась, а власть над Магрибом пошатнулась. Здесь еще много османов – есть купцы, есть воины, потомки янычар, есть предводители пиратов, есть беи, правящие городами. Но Стамбул над ними не властен – то есть не властен в той мере, как в прошлом. Сейчас не турки опасны, а те, кто идет за ними, хотя их не любит, – мавры, арабы, берберы.

– Они чем-то различаются между собой?

Де Пернель задумчиво поднял глаза к потолку.

– Вероятно, мессир капитан, но об этом вам лучше расскажут Мартин Деласкес и его приятель Абдалла. Их предки жили здесь много веков и сроднились с арабами… и не только сроднились – ведь Абдалла мавр, хоть и христианин.

Рыцарь поднялся и, испросив разрешение, вышел. Серов смотрел ему вслед. За несколько дней, что «Ворон» двигался вдоль африканского побережья, внешность де Пернеля переменилась: кости уже не грозили прорвать кожу, волосы и борода были подстрижены, и не воняло от него, а пахло, как от других корсаров, соленым ветром, кожей и порохом. Новые члены экипажа, взятые в Эс-Сувейре, тоже отъелись, обрезали дикие гривы и сменили лохмотья на пиратский наряд, а кому не хватило штанов и рубах из боцманских запасов, те напялили басурманские шаровары. Каждый вложил свои руки в ладони Серова и поклялся соблюдать законы Берегового братства, подчиняться начальникам, переносить с терпением все тяготы и не жалеть в бою ни крови, ни жизни. За это им полагалась часть добычи: раненым – возмещение потерь, простым матросам из палубной и абордажной команд – одна доля, а мастерам, умевшим плотничать, стрелять из пушек или чинить паруса – полторы.

Серов знакомился с новичками во время трапез, вахт и капитанских обходов, когда он спускался на орудийную палубу и в трюмы, осматривая свой корабль от клотика до киля, от гальюна на носу до балкона на юте. Люди попались бывалые, одни – с британских и французских военных кораблей, другие – с торговых судов, приписанных к Марселю, Тулону или Генуе, третьи – бывшие контрабандисты, промышлявшие в магрибских водах. Для всех мушкет и сабля были так же привычны, как рукоять весла, все умели работать с парусами, а мастер Бонс, шкипер из Саутгемптона, и четверо других были искусны в судовождении. Этих Серов наметил в офицеры – в том случае, если разживется парой-тройкой шебек.

Временами он прикидывал, кто из новобранцев захочет расстаться с вольной жизнью, кто пойдет с ним на службу к русскому царю. Но говорить об этом было рано; люди еще не проверены в бою, еще не сдружились с прежним его экипажем, не повязаны с ним смертью и кровью. Возможно, это произойдет через месяц-два или еще быстрее – время в магрибских водах отсчитывалось не днями и неделями, а залпами пушек, жестокой резней, штормами и захваченной добычей. После разговора с де Пернелем Серов понимал, что эти события неизбежны, что волею судеб он угодил из одного гадючника в другой, из карибского в магрибский. Все здесь казалось таким же, как за океаном: вместо Тортуги – Джерба, вместо продажных губернаторов – местные беи и султаны, вместо испанцев – любой корабль под европейским флагом. Были тут и свои герои, не менее знаменитые, чем Генри Морган или Монбар Губитель, прославленные жестокостью и разбоем, были будившие алчность сокровища, золото, серебро, слоновая кость и драгоценные камни, и, разумеется, были рабы. Как же без рабов! Ни одна война без них не обходится ни в восемнадцатом, ни в двадцатом веке. А уж какая их доля, размышлял Серов, это зависит от местной специфики: то ли скамья на галере, то ли лесоповал.